Бывают здесь глухие ночи,
Когда луна особенно бледна,
И меркнет звук в степях песочных,
И страшный сон грядёт воочию,
И надвигается беда…

Шорох. Неаккуратным движением над стылой землей взметаются маленькие, почти незаметные клубы пыли. Они тянутся в прерывистую линию и забегают куда-то далеко назад, вдоль массивных металлических путей. Ночь холодна и безмолвна. В ней слышится только едва уловимое дыхание, шаги и… легкий, непринужденный скрежет когтей о сыпучую землю.
В глубокой мгле кровавым светом зажигается пара собачьих глаз. Строгим и равнодушным взглядом они скользят по прокладывающейся вдаль дороге, выхватывают растекшийся неподалеку серебристый свет луны и плавно переключаются на горизонт.
Наконец, косматый силуэт, погрязший в теневой трясине, сбавляет темп и плавным движением оборачивает морду, облитую с одной стороны отраженным благодаря небесному спутнику светом, куда-то назад, откуда и держали путь ее тонкие лапы.
- Я, конечно, глубоко извиняюсь, что отвлекаю, но нельзя делать это как-нибудь побыстрее?
Изящная бровка плавно выгнулась, утвердив на темнеющей в бликах ночи морде если не отчетливое требование, то, как минимум, очень настойчивую просьбу.
Тихий гул, исходивший еще недавно от этих опрятных лап, неразборчивым эхом повторился в десяти-двадцати хвостах от остановившейся немки. Где-то там, в антрацитовой пучине, крылся ее нерадивый «напарник». Если его можно было оным назвать.
Кубрик был едва ли не в полтора раза старше повидавшей виды Немесиды. Хотя по степени ворчливости он еще мог у нее поучиться. Не то чтобы собака извечно жаловалась – вовсе не так, но столь монотонное и безынтересное дело, как метка железнодорожных путей, явно не вызывало в ее сердце никаких положительных эмоций. С большим удовольствием она бы эти пути подорвала или хотя бы вывела из строя – чисто посмотреть, что из этого будет дальше. Однако коль подобной возможности еще не представилось, придется довольствоваться тем, что имеется.
Сдержав в груди скучающий вздох, собака плавно опустила круп на землю, всматриваясь в силуэт бредущего позади Куба. Всю «грязную» работу Ним щедро предоставила ему. А он щедро ее принял. Очень щедрые, словом, у них сложились отношения.
«Доверительные».
Вздернув ушами, немка многозначительно осмотрелась. Делала то, что у нее получалось лучше всего – искала признаки опасности в лице нежелательных персонажей. В конце концов, они двое, чисто теоретически, не совсем на своей территории. Как-то так получилось.
- Подозрительная тишина, - с черных уст срывается едкая усмешка. Из-под верхней губы блеснули кончики острых клыков – и скрылись вновь, как кинжалы в ножнах. Немесида снова тайком косится на округлое (из-за меха, конечно!) брюхо кобеля и невольно задумывается. Хорош, наверное, из него защитник. Как бы за двоих справляться не пришлось…
«Каждому свое, конечно. Кому-то дороги метить, кому-то железнодорожников разматывать», - немо закатив глаза, Исида встряхнула пыльным загривком.
Многословием, конечно, она отличалась не всегда.