УИНСТОН, ДЖИВС
День

порода: немецкий дог пол: кобель возраст: 7 лет группировка: Railway Dogs; чайная секта должность: проводник; сектант

ВНЕШНИЙ ВИД
С первого взгляда на него становится ясно, что Уинстон – не из тех, кто способен затеряться в толпе. Скорее уж можно предложить, что это небольшая толпа вполне может затеряться на его фоне. Да и в большой он неизменно будет торчать над чужими головами остроухим маяком.
Уинстон, он же Дживс – немецкий – он же английский, датский и ещё ряд названий, выдуманных неугомонными людьми – дог. А это означает почти девяносто сантиметров в высоту в холке и практически столько же в длину, не считая тонкого острого хвоста. Вес Дживса так же колеблется возле той же волшебной цифры. Можно смело сказать, что дог способен привлечь к себе внимание просто находясь поблизости, особенно если эта близость включает в себя сколь-нибудь замкнутое помещение, уступающее по размерам станции метрополитена или холлу Большого Оперного Театра.
Однако следует заметить, что при подобных габаритах Дживс, в целом, не выглядит грузным или неуклюжим. Скорее, напротив, в нём есть гармоничность и даже некоторая доля элегантности. Визуально этот эффект поддерживает тот факт, что дог, растянутый на уже упомянутые сантиметры в высоту и длину, в, так сказать, «ширину» им заметно уступает. Конечно, за его спиной можно было бы без проблем спрятать целый полк такс, но сам дог точно так же без проблем может укрыться за спиной какого-нибудь мастифа или сенбернара – если не забудет пригнуться. Да и телосложения он скорее поджарого, чем крепкого, хотя на физическую слабость Дживс никогда не жаловался.
Большая часть роста достигается благодаря длинным, кажущимся даже несколько тонковатыми для подобных размеров, лапам. Их же заслуга в том, что Дживс, вскинувшись на дыбы и найдя себе подходящую опору, может без особых проблем заглядывать даже на верхние полки вагонов, следя за соблюдением порядка и чистоты в своих владениях. Частенько можно заметить, как он обходит вагоны – неспешным шагом, в котором каждое движение выверено и не напрасно, запросто маневрируя в коридорах или между полками когда, казалось бы, попытавшись хотя бы раз повернуться, должен был безнадёжно застрять, уткнувшись носом в стену.
Кроме длинных лап, есть у него ещё и длинная шея, которая гордо несёт круглую голову с характерной крупной мордой, украшенной висящими брылями. Спокойный уверенный взгляд, всегда поднятая голова, твёрдый, но неторопливый говор и столь же неторопливые манеры – всё это создаёт впечатление, что перед вами гордый аристократ, точно знающий цену себе и вам. Слегка нарушают эту картину два длинных острых уха, лихо торчащие вверх и чем-то напоминающие загнутые рожки.
При своём внушительном росте Уинстон обладает довольно обыденным окрасом. Большая часть короткой гладкой шерсти имеет глубокий бархатно-чёрный цвет, чуть отливающий рыжиной на ярком свету. Чёрным же является широкий влажный нос и даже глаза, которые при подобном разнообразии красок, часто теряются на общем фоне – порою даже с близкого расстояния бывает трудно разобрать, смотрит ли Уинстон в данный момент на окружающий мир или прикрыл веки, задумавшись о чём-то, либо погрузившись в мирную дремоту. И только на груди, выбиваясь из траурной гаммы, белым треугольником, направленным остриём вниз, светлеет пятно манишки, превращая Уинстона из гробовщика за работой в благообразного джентльмена в смокинге. Именно благодаря этой особенности дог получил своё имя, именно она, вкупе с бдительностью и тщательностью, принесла ему оба прозвища. И, дополняя образ, тёмном кожаном ошейнике, плотно обхватывающем длинную шею, повязан галстук-бабочка. К этому аксессуару Дживс относится весьма ревностно. Он периодически сбивается со своего законного места, покрывается пылью, пропитывается грязью и кровью, ленточку, из которой складывается бабочка, уже не раз меняли из-за того, что ткань обтрёпывалась до состояния «расползается на нитки» - но с тех пор, как первый владелец Уинстона впервые повязал его на ошейник пса, дог ни разу не выходил из убежища без своего украшения. Галстук стал для него визитной карточкой, своеобразным талисманом и памятью о человеке, которого уже нет.
ХАРАКТЕР
Таких псов, как Уинстон, часто называют Лордами. Наверное, у людей весьма искажённое представление о том, какими были эти самые лорды. С другой стороны, люди ведь могут наблюдать только внешнее, да и то далеко не всегда.
А внешне манеры Дживса действительно в чём-то могут напоминать о старой аристократии. Он сдержан, как в движениях, так и в словах, и нетороплив, он из тех, кто никуда никогда не спешит, но обычно успевает вовремя. Всё, что дог делает, он делает спокойно, без суеты и паники, даже если – хотя с ним такое бывает редко - поджимает крайний срок. Крайних сроков даже в его размеренной жизни бывало уже достаточно, и, как, в конце концов, показала эта самая жизнь, почти всегда оказывается время на ещё один крайний срок. Имеет полезную – хотя это несколько спорная характеристика, иной раз её случалось и подвести Дживса – привычку сперва обдумывать всё, а потом уже делать или говорить. Из-за этого порою можно увидеть, как он на время словно «выключается» из окружающего мира и застывает на месте, уставившись в никуда замершим взглядом. Если попытаться растормошить дога в это время, взгляд сосредоточится на вас, и прозвучит уже почти автоматическая фраза «Я думаю».
То, что об Уинстоне знают все, кто хоть что-то о нём знает – он перфекционист. Не тот, что склонен любое своё действие рассматривать как недостаточное и неуспешно, а тот, который всякое дело выполняет тщательно и аккуратно, стараясь уследить за каждой мелочью. «Лучше сделать один раз и качественно, чем сорок раз переделывать», - вот негласный девиз Дживса, которого, к некоторому его сожалению, не все готовы придерживаться. Любит и ценит порядок, хотя, вопреки насмешливым слухам, постоянно разгребать бардак за другими ему вовсе не нравится. Но что поделать, если не всегда удаётся перехватить какого-нибудь шустрого пассажира и заставить его под бдительным наблюдением разгрести собственный бардак?
Говорят, он строг и требователен, но ужиться с ним легко – достаточно не разбрасывать вокруг себя мусор и не притаскиваться в поезд, капая с шерсти вонючей слизью, от которой разъедает окружающую обстановку.
Хотя по нему этого обычно не скажешь, Уинстон, кроме того, обладает довольно заботливым и добродушным в целом характером. Хотя теплоту с его стороны обычно непросто почувствовать – для дога вообще не характерно сильное проявление каких-либо эмоций – к своим собратьям по поезду он относится с неизменной внимательностью и опекой, стараясь, чтобы каждый мог получить всё необходимое – насколько это возможно. К битвам пёс относится равнодушно и без особого рвения, вступая в схватки только по необходимости. Дживс не впадает в ярость или экстаз, стычки для него являются лишь частью необходимой работы, которую надо иногда выполнять. Он, скорее всего, не станет преследовать удирающего или добивать проигравшего.
Склонен к некоторому накопительству, очень не любит выбрасывать старые вещи, подзуживаемый старым, как мир, мотивом «А вдруг пригодится?». Тем более что пустыня на вещи новые оказывается не особо богата.
Ещё он несколько сентиментален. Легко привязывается к людям, собакам, местам, Любит порою в свободную минуту поваляться в одиночестве, вспоминая «былые времена» и «былых героев». Здесь, на пересечении ностальгии и склонности к накопительству, нашла приют ещё одна старая привычка, над которой посмеиваются многие из тех, кому она известна. В одном из вагонов поезда, задвинутый под сидение, стоит металлический ящик, к которому другим категорически не рекомендуется прикасаться под страхом откусывания лап. Там, под плотной крышкой, хранятся вещи, по большей части бесполезные, но с ними у Дживса связаны важные – во всяком случае, с его точки зрения – воспоминания. Иногда дог достаёт оттуда что-нибудь и, уткнувшись носом, чтобы лучше чуять устаревшие запахи, «уплывает в прошлое».
Поговаривают, что у пса есть некоторые проблемы с чувством юмора и пониманием шуток, но здесь, скорее, свою роль снова играет сдержанный нрав. Если шутка ему нравится, Дживс может немного улыбнуться, если же нет… то, скорее всего, дог её просто проигнорирует. Либо же откликнется равнодушным «Смешно».
Несмотря на природно флегматичный темперамент, в характере Дживса есть и некоторая доля истерики. Заметить её непросто, но иногда, когда наваливается слишком много и кому-нибудь взбредёт в голову навести в вагоне незапланированный бардак или, упаси Боже, влезть без спросу в его вещи, и Уинстона начинает заносить. Чаще всего дело ограничивается проникновенными и на удивление эмоциональными речами о чужой безалаберности и некомпетентности, о неуважении к чужому труду и праву собственности и заканчивается тем, что дог, придя к выводу о глубоком несовершенстве окружающих, удаляется наводить порядок. Но иногда, от избытка чувств и слишком явного нежелания собеседника выслушивать жалобы и честное мнение о своей персоне, Дживс может перейти и к более физическим аргументам.
ИСТОРИЯ СТРАНСТВИЙ
Уинстон был одним из первых. Во многом. Он был среди тех псов, что первыми начали выходить на поверхность, ещё только разведывая, что там происходит. Он был среди тех, кто ещё только начинал ходить по нагретым солнцем железнодорожным путям, выясняя, как далеко они тянутся. И был уже тогда, когда группа псов, прозванных позже Железнодорожниками, ещё только начинала осваиваться в найденном поезде, собираясь превратить его в своё жилище.
Но, пожалуй, начать следует с событий немного более ранних.
Дог родился в убежище Х34К. Он сосал материнскую грудь, толкался с братьями и сёстрами, жевал ещё беззубыми, но уже начинающими чесаться дёснами подсовываемые ему резиновые игрушки, и не подозревал ещё, что за этим всем наблюдают чужие глаза. Людей для него тогда ещё не было. Были лишь руки, которые иногда трогали и ласково теребили чёрную шкуру, были ноги, проходящие мимо, иногда опускающиеся в опасной близости от тонкого хвоста, когда он, ещё только учась держаться на подрагивающих лапках, уковыливал от материнской подстилки.
И всё же люди были.
Щенок уже понимал, что появляющиеся в его мире руки и ноги существуют не сами по себе, а принадлежат другим существам, совершенно непохожим на собак, существам, к которым мать относилась с любовью и почтением, призывая к тому же собственных детей. В один прекрасный день одно из этих существ забрало чёрного малыша с белой манишкой из родного жилища.
Так в его жизни появился Гордон.
Маленький дог получил своё имя в честь известного британского министра столетия, которое давно осталось в прошлом, благодаря окрасу, который напоминал приютившему его кинологу официальный костюм тех далёких времён. В шутку Гордон даже повязал на ошейник дога галстук-бабочку, который первое время изрядно веселил как людей, так и собак. А потом к галстуку привыкли. Ведь Уинстон, обычно довольно послушный, так и не дал снять незатейливое украшение.
Вскоре, как и полагается по законам природы, дог вырос. И вырос внезапно его мир.
Его лапы коснулись горячего песка поверхности.
Это было необычное ощущение – стоять на открытом пространстве, где не надо было следить за каждым движением и разворачиваться крайне аккуратно, чтобы не сбить на пол что-нибудь слишком лёгкое и хрупкое, щуриться от солнца и чихать от непривычно колючего воздуха, в котором тоже хватало песка.
Со временем Уинстон привык – к пространству, к небу над головой, к солнцу и песку. Он увидел другие убежища и заходил в них, он познакомился с другими собаками, узнал много нового о новом мире – хотя узнавать некоторые вещи было весьма болезненно для шкуры.
Уинстон был одним из первых, кто присоединился к группе псов, бродящих по железной дороге. И как-то само собой вышло, что, когда группа обосновалась в старом поезде, дог, с присущей ему организованностью и тщательностью, оказался одним из тех, кто следил в этом поезде за порядком и общим благополучием.
Чуть позже его назвали проводником.
А чуть раньше один молодых пассажиров в шутку начал величать Уинстона Дживсом, притащив в своей памяти людскую историю из очередных давних времён. Кличка на удивление прижилась, и вскоре почти все в группировке звали его именно так – дог подозревает, что некоторые молодые псы вовсе не знаю, как звучит его настоящее имя.
«Уинстон» осталось только для людей.
Жить в поезде догу нравилось, но и про убежище он не забывал. В отличие от иных своих собратьев Дживс приходил к людям не только за стимулятором и провизией. Он приходил к Гордону, который во всю уже занимался с другими псами, приходил просто пообщаться. Хотя общение в их случае значило простое сидение рядом, когда один из них читал книгу или газету, а другой либо дремал, положив голову ему на колени, либо пытался читать эту же газету с обратной стороны. И всё же Уинстон всегда был его псом, не просто удачным объектом для обучения и тренировок, а настоящим другом. В этом дог всегда был уверен. Он никогда не делал выбора между поездом и убежищем – они оба были его домом.
Но вот в очередной один – просто поразительно, как жизнь, мирно текущая годами, имеет привычку перевернуться с лап на голову за жалкие двадцать четыре, а порою даже меньше, часа – теперь уже далеко не прекрасный день, дом остался только один.
Кто-то из пассажиров, происходивших, как и сам Дживс, из Х34, отправился в убежище за стимулятором, а вернулся с пугающими вестями. Едва выслушав о переполохе, охватившем людей, дог поспешил к своему второму дому, но застал лишь перекрытые двери и толпу беженцев.
Гордона среди них не было.
Многие люди поначалу шарахались от крупной собаки, нарезающей круги рядом с бредущей через пустоши толпой, но среди спасшихся нашлись и кинологи, те, кто мог узнать Уинстона и успокоить других.
Дог сопровождал людей до У36, присматривая за ними и помогая при необходимости. Одну девочку лет четырёх он тащил на спине последние несколько километров. По сей день в одном из вагонов, спрятанный среди прочих вещей, лежит слегка кривобокий плюшевый цыплёнок.
Проводив людей до нового убежища, Дживс и сам оказался запертым в нём на некоторое время. А затем его отослали прочь, переводя в новое место, хотя люди, напротив, говорили о возвращении. Его привезли туда, откуда когда-то увезли его мать и отца. Бабочка и нашивка на сумке, на которой в дополнение к номеру нового убежища поставили номер старого – вот и всё, что осталось в память о жизни в Х34.
Дог отнёсся к этому безразлично – теперь уже ему было всё равно, в какое убежище приходить, чтобы получить свою дозу стимулятора и убрести обратно в поезд. Так оказалось даже удобнее – брести от Р35 было ближе. Но людей слоняющаяся неприкаянно огромная собака явно не устраивала. Его приписали к новому человеку, который старался сделать всё, чтобы Уинстон почувствовал хотя бы часть того тепла, ради которого стоит возвращаться из поезда в убежище и искать чужого общества – хотя бы просто посидеть рядом.
Так в жизни Дживса появился Антрем.
Уинстон постепенно ближе познакомился с псами из Р35. В этот период, благодаря одному из таких знакомств, он вошёл в чайную секту, получив причитающийся пакетик и право приходить на посиделки. Стоит, заметить, что Ерь с его приходом тоже кое-что приобрела. В секте поговаривают, что Дживс может порою впустить в поезд товарища по чайнику и позволить ему перекантоваться где-нибудь в уголке, а если очень повезёт, то, может быть, даже перепадёт кусочек какой-нибудь снеди. Подобное действительно возможно, но, помогая собратьям по секте, дог никогда не действует в ущерб интересам родной группировки, поэтому на слишком многое рассчитывать не стоит.
Но, видимо, его жизни так угодно, чтобы каждые пару лет наступал тот самый «один день», когда землю вышибает из-под лап и надо нащупывать новые пути.
Когда-то новый, а теперь уже привычный и вполне близкий хозяин погиб, и не просто так, а от зубов одного из недавних товарищей Дживса, собственного пса. И снова дог начал большую часть времени проводить в поезде или бродя по пустошам, в убежище заглядывая лишь по необходимости, не проявляя к людям никакой агрессии, но и не выказывая никакой теплоты. Они снова стали для него лишь руками, вкалывающими нужные лекарства и выдающими, иногда, какие-то поручения, которые надо выполнять. Потому что так учил Гордон.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ
Связь: Тобиас	Частота посещения: а что я там в прошлый раз писал?