Он никогда не понимал, почему судьба, будучи настолько благосклонной ко всем, всем вокруг, так жестоко и несправедливо обделила его самого. Может быть, он бы даже не столь переживал по этому поводу, если бы на этом свет клином не сходился почти каждый день. Посыпать соль на рану да втереть её побольнее норовили эти самые все, и хоть кто-то мучил его неосознанно, остальные прекрасно понимали, как хорошо задевают их острые слова-крючки. Цепляются за сокрытые глубоко внутри комплексы и уязвимые места, тянут наверх, рвут на клочки, а рваные раны кровоточат обильно и нескончаемо.
Ой, да ладно тебе, фыркал пацан самую малость его младше, играясь светящимся и потрескивающим льдисто-голубом шариком в ладонях. Ну что ты можешь мне сделать.
Да, гнусно ухмыляясь, вторила ему рыжая девчонка, что. Она подняла руку, и огонь вырвался из пальцев, лизнул её руку, щёлкнул пастью совсем рядом с его лицом.
О, как же он мечтал, чтобы она сгорела в собственном пламени, чтобы её идеальная молочная кожа почернела и слезла, чтобы прекрасное лицо исказила гримаса боли вместо привычной нахальной ухмылки. Он мечтал услышать её преисполненный страдания крик, чтобы перед смертью она поняла, что значит быть им.
Её голос звенел у него в ушах, и отдалённо не напоминающий отчаяние, когда он с позором уходил прочь, доставив им удовольствие созерцания его спины.
Он тоже хотел бы быть таким. Тогда бы он сразу показал всей этой швали, чего он стоит. Показал бы, с кем тут себе дороже не связываться.
Бы.
Он даёт отпор в меру своих сил – то есть, скалится и огрызается, как дикий волчонок. Потом только скалится. Потом не делает и этого.
Он учится накапливать в себе всю обиду и агрессию, а в конце концов вымещать её на ком-то совсем безобидном, кто не сможет дать отпор даже ему, жалкому отребью. В этом ему рвения не занимать, и он не заканчивает, пока, обессилев, не свалится с ног.
Окружающие заметно обеспокоены пропажей животных и маленьких детей. Он не подаёт виду.

Когда все и вся считают тебя пустым местом и не держат за полноценного человека, ты начинаешь Слышать. И он слушал, чтобы Слышать, потому как сплетни были единственным развлечением в жалком существовании, которое он влачил. Возможно, в будущем они могли бы быть и оружием. Так что он старательно развешивал уши рядом с каждой беседой.
Про какую-то муру, жившую в лесу, он знал ещё давно. Может, и натыкался даже на неё случайно, когда подолгу бродил среди деревьев, тайно надеясь потеряться и больше никогда не отыскать дорогу домой. Там и подохнуть, среди ярко-зелёной листвы. Натыкался, но не осознал этого. Такая ерундовина должна уметь хорошо маскироваться, наверное. А больше она ничего и не умеет делать, тупая как пробка же.
Однако про некий источник бессмертия он слышал впервые. Глаза у него загорелись таким же ярким огнём, как у остальных, но далеко не таким же лихорадочным. Для него в этом словосочетании, в мелодии отзвука букв было нечто особенное. Его шанс на то, чтобы самому стать особенным. Когда ещё представится такое счастье? Нет, этого пропустить он не мог, ни за какие гроши, ни за что. Он готов был порвать глотку любому, кто посмеет шагнуть вперёд него, своими собственными зубами. Никакая магия не обуздала бы это первозданное дикое бешенство. Этот источник его по праву, и больше никто не смеет о нём даже думать. Пускай подавятся.
Он думал недолго, лишь только для приличия взвесив плюсы и минусы идеи, рассчитав свою удачу и способности… Да неважно. Если бы любой, каждый домысел орал в голос о том, что это очень плохая идея, он бы всё равно не послушал эти вопли. Здесь не поможет никакая рационализация и холодный рассудок, здесь нужно только сердце и интуиция. А эти ребята подсказывали, что как бы такое не было невозможно, в противном случае он станет ещё большим неудачником, чем сейчас. Полным провалом. Куда больше? Наверное, это некая бездонная пропасть, в которую можно падать и падать бесконечно, на протяжении всей своей жизни. Вот только он был намерен из неё вылезти.

Из дома Аррен выскальзывает тайком, тихий как мышь, не издав ни единого звука. С собой он берёт только хлеба, справедливо заключив, что бессмертие бессмертием, а до него ещё надо добраться спокойно, не померев с голоду. А есть ему давали редко, так что хлеб этот он без зазрения совести украл, потому что это была только малая толика долга из всего того, что остались ему обязаны за все года жизни. Ничего, зато после его приключения ему отдадут всё сполна. На коленях подползать будут, прощения будут выпрашивать, твари. Аррен с отвращением сплёвывает себе под ноги, представив это зрелище. Как бы он ни хотел его наблюдать, это было слишком мерзко.
Хлеб он с жадностью сжирает весь до единой крошки, даже не дойдя ещё до леса.
Заступив за первые деревья, парень слегка медлит, потерянно и нерешительно поглядывая по сторонам. Мягкие лучи рассветного солнца уже прогнали большинство темноты, но тут и там Аррену мерещатся зловещие тени, в которых может рыскать всё, что угодно. Кто угодно.
Но бессмертие.
Одна эта мысль придаёт ему силы, он глубоко вздыхает и продолжает шагать вперёд, стиснув зубы. Сердце у него колотится, как бешеное, он чувствует небывалую слабость во всём теле, а голова кружится, словно он вот-вот потеряет сознание. Своё состояние он предпочитает списать на волнение перед обретением своего билета в нормальную жизнь. Такую, о которой мечтал всегда.
В какой-то момент парень с внезапной чёткостью осознаёт, что не знает, куда идти. До этого он шёл куда-то, не вполне задумываясь об этом, но сейчас, когда его мысли обратились к дороге… Он теряется и топчется на месте. Как вообще найти этого… как его… да кто он вообще такой?
Он чертыхается сквозь зубы. В итоге он ринулся спасать свою шкуру, не продумав абсолютно ничего. И сейчас торчит чёрт знает где, а в поисках лесной твари проведёт столько времени, что его уже опередит какой-нибудь другой желающий получить халявного бессмертия. Перед глазами Аррена живо возникает картина, где он, исцарапанный и на последнем издыхании, делает последний рывок, чтобы найти на искомом месте до боли знакомую ухмыляющуюся рожу. Его собственная фантазия разжигает в нём настолько яростный огонь, что он кидается куда глаза глядят, решительный в своём намерении отыскать мразь болотную.
В этот же момент он спотыкается о что-то под буйными зарослями мха, летит было вниз, но от близкого знакомства с сырой землёй его спасает ствол дерева, вовремя подвернувшийся под лицо.
– БЛЯТЬ! – в это отчаянное ругательство, от которого птицы поблизости с шумом улетают прочь, парень вкладывает всю свою фрустрацию, ненависть, бессилие, обиду, неистовство, он вкладывает туда свою душу. И на пару мгновений ему даже становится легче.

Отредактировано Хель (2016-05-05 17:55:00)