ШАЛЫЙдень

порода: кане-корсо пол: м возраст: 7 лет группировка: фантомы должность: призрак

ОПИСАНИЕ
Шалый вскинул мясистую морду вверх и увидел, как с сухим треском воздух лопнул в низине карьера и покатился по склонам, пополз вверх. Черный давно чуял свою смерть, отгонял ее, как жирного блестящего твердой спиной овода, да подумать не мог, что вот она, гладит своей рукой его по затылка, водит тощими пальцами по бровям и переносице, кожа на которой пошла складками.
- Н-на... - рыкнул фантом. Не договорил, неласково схватил за кожистый воротник подлетка и отшвырнул на дорогу. Белый овчар, разбрасывая лапы, полетел кубарем по запыленной дороге. Клубы тяжелой грязи поднимались над сворой. Подлетки лезли к бухнувшему карьеру, к заразе, которая оседала в его низинах, а черный, тяжелыми плечами толкая их, гнал стайных обратно, домой, потому что знал, уверен был - сам костьми не ляжет и их домой вернет.

Белый выжига дернулся, шморгнул носом и с рокотом, клокоча от злобы пошел на Шалого, когда ветра стихли, улеглись на землю, а свора потрепанных, измазанных в грязи псов, шла обратно.
- Какого черта? - то правда, овчар мог погибнуть, могли треснуть лапы, хребет, мог скатиться по склону, обивая камни. На черных губах пса пенились слюни, глаза сверкали, а шерсть на загривке трепалась не то от ветра, не то от его злобного, точно истеричного нрава. - Меня ждет ребенок, Шалый, и если бы...
- А меня трое, Расс. И поэтому я никуда не лезу, не подумав, - перебил черный, глянул в желточного цвета глаза своего состайника и, будто желчь его, сплюнул под ноги натекшие слюни да пыль.

Фантомы в развалку плелись домой, измотанные, изнуренные, с опухшими от грязи глазами. И этот, здоровый, как племенной бык, твердый, как гвоздь для гроба, шел прямо, расправив плечи. Не боялся, что нападут. Не потому что верил, а потому что знал - не станут. Косил светлыми глазами, прикидывал, как далеко ему до места, где ждет его Дайга. Красивая, ретивая сука, которая намедни принесла ему щенком. Трех крепких, коренастых, сильных. Шалый, сам еще сосунок по душе своей, был уверен, что поставят они их на ноги, что воспитает он сыновей, достойных зваться фантомами. Не знал только, какие дурные гены передала им мать и как поглумится над всеми ими природа.

Первый сын остался без имени. Часто скулил, жалился во сне. Мало ел, плохо спал, а задние лапы его, короткие культяпки, болтались без жизни. Второго звали Дигон. Живой, толстый, он казался сильнее своего старшего брата и тем более последыша. Просто и легко находил мамкину сиську, жадно ел, причмокивая губами, от чего молоко пенилось, заляпывало Дайге брюхо, а Шалый, глядя на это, добро косился лучистыми глазами, шумно вздыхал и ждал, когда сыны окрепнут. Неуклюжий Дигон первое время казался ему просто неуклюжим дураком, пока на морду его не упал яркий свет - глаза сосунка были широко открыты и точно светились через пленку, которая их застилала. Дигон был слеп от рождения.

Последыш не прожил и месяца, недуг Дигона раскрыли на второй. И вот третий месяц Шалый и сам ждал с замиранием своего сердца. Остался всего-то один Варо. Дурное семя, зараза, расплата - как не кляла это Дайга, как ни думал грешно и сам черный. Но несчастья закончились. Варо выжил, окреп, не подцепил хвори, ел за троих и быстро вставал на ноги.

Шалый по-своему любил и свою жену, и детей, пускай даже мертвых, но спуску им не давал. Как не давал и тем, кого мог подмять под себя. Была в нем недюжинная сила, недоступная страху, готовая бить беспощадно и яростно, да только сам Шалый не пугал ей никого, не держал стаю, как коня за узду, не лез по головам. Если и есть сейчас рядом псы старой закалки, то Шалый не просто пес старой закалки - он та форма, по которой таких стариков отливали. Верующий в то, что он делает, потом в себя, потом в стаю, он не был тем, к кому бегут, как только репейник к заду прилипнет. Шалый был тем, к кому пойдешь, когда сгорел сарай, догорела хата и ты с голым задом. И тогда он, не теряя рассудка, спокойно подымется на ноги, не уморенный трудом, и пойдет, и сделает так, что все не с пустыми карманами останутся.

- Вставай, сволочь, - весело басил черный, топнув лапой по земле. "Сволочь" было его любимое слово, и звучало оно здесь как-то совсем не обидно, по-отечески, согревающе. Слышал ты это низкое утробное "сволочь" и сразу встать хотелось, дать ему по загривку, а как вставал на ноги - разом проходило, рассыпалось под тяжестью уважения к матерому псу. - Вставай и покажи мне, что ты можешь. А можешь ты немало, раз столько мяса жрал. Поди больше моего.
Редко метался обрубок хвоста, ходили жилы под кожей, а Шалый, нагнув голову, смотрел на распластавшегося, точно новорожденный пони, подлетка. Учил он так многих, кого надо - двигал вперед, кого считал нужным - задвигал на место. На каждого юнца была у него своя отмычка, где тонкая, изящная - к душе, где острая и ржавая - к телу.

Варо и Шалый встречались часто, но по душам не говорили. Оба не привыкшие к этому, будто чужие друг другу, они молча знали, что могут рассчитывать один на одного. И только Дайге это не давало покоя. Свою семью она хотела видеть по-другому, чтобы отец сына возносил, чтобы помог ему стать кем-то большим, чем рядовой фантом, чтобы уделял ему время. И что не сделаешь жены ради, и поднимался, и шел, и говорил с ним.
- Ходят слухи, ты скоро полтергейстом станешь.
Шалый молчал.
- Говорят, полтергейст такой же, как лидер. Зачем своре два лидера? - Шалый дернул ухом, но вида не подал, тихо выдохнул, мол, продолжай, малец. - Я говорю, ты старше Фридриха, фантомы, призраки - нет собаки, которая б тебя не знала. Мать говорит, не хочешь быть полтергейстом, не хочешь власти, - Варо замялся, а морда Шалого помрачнела. Угрюмый, он все понимал, но не говорил ничего сопляку. - Так не будь полтергейстом. Будь лидером. Веди за собой фантомов. А я помогу, ты знаешь.
Старик некоторое время никак не реагировал. Казалось, он размышляет.
- Вот как? - крякнул черный.
- Ты это заслуживаешь
- Вытащи свой язык из моей жопы, Варо, обычно так лижут суки. Ты ведь не сука, а, Варо?
- Нет. Я не сука.
- Тем не менее... по всем признакам ты самая настоящая сука. По всем, кроме верности.

Собаки в своре были разные. И гниды вшивые, и сердцем добрые. И к каждой из них Шалый привык. Никого не вставал поперек глотки, не мешали жить и ему. Черный жил спокойно, учил этому и сына, да видать не доучил.
Шел по пустыне, как вдруг видит - Варо. Ноги согнуты, длинный некупированный хвост саблей рубит воздух, сам он по плечи в песке, роет яму так, что столбы пыли поднимаются выше хребта.
Шалый подошел, заглянул вниз и увидел, как под грудой песка пропадает собачье тело. Рыжая шкура, кровь и песок. Над черными головами только белый платок неба. Шалый смотрит вниз и не верит своим глазам, теснит Варо в сторону. Сукин сын снял сумку старого пса, распотрошил ее и скинул в паре ярдов от ямы. Шалый посмотрел на Варо, на сумку. Варо краем губ усмехнулся, но Шалый приметил это и рассвирепел:
- Ты чего оскаляешься, сукин сын?
Сердце яростно застучало, и его от макушки до пят окатило холодом, как будто он провалился в подземный колодец. Сколько еще сумок украл Варо? Сколько псов загубил ради своей выгоды? Сколько раз ночью думал о том, чтобы чиркануть горло отцу да занять его место? Шалый незряче смотрел на сына, в глазах у него потемнело, а зубы до боли сжались.
- Убью падлу.

Дайга не простила мужу смерть сына. Не простила и стая. На все крики и метания жены Шалый ответил одно: "Я сделал, что должен был сделать".

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ
Связь: id291437369	Частота посещения: 2/2