Неисправимая мечтательница, которая закутана в свой маленький мирок потаенных желаний и мыслей, трепетно оберегающая его: ты вряд ли готова впустить туда кого-то еще. Он целиком твой: сама взрастила, поддавшись тяготам обстоятельств, сама будешь поливать, укореняя в себе его ростки, опутывающие теперь всю твою сущность. Кто-то назовет их сорняками, желая изучить тебя, и, увидев лишь оболочку, забудет заглянуть туда, где ты бережно хранишь все свои секреты, но ты-то знаешь, что он будет не прав. Никто не может сказать, что хорошо тебя знает, даже я. Почему? Ты и сама не сможешь ответить на этот вопрос: в голове царит свой беспорядок. Вернее, свой порядок, на деле же — просто сваленные в кучу фантазии, а потому ты иногда говоришь невпопад.
Боишься обжечься, обжигаясь из раза в раз: зачарованная моя бабочка, летящая на свет новых событий, что кажутся не такими губительными, как те, что опалили твою красоту в предыдущий раз — ты совсем не учишься на ошибках. Зарекалась уже, наверное, не одну сотню раз, произнося то наивное "никогда", что неотступно крадется за тобой по пятам. Я слышу это слово и представляю твою решительную мордочку — в этот-то раз уж точно — но, просыпав немного песка дней, ты снова и снова вторишь сама себе, облекаясь еще большей решительностью. Кажется, ты "никогда" не сдашься в этой борьбе с собой.
У тебя много знакомых и друзей, которые каждый день улыбаются тебе и, вроде как, готовы всегда протянуть лапу помощи. И в этом твоя слабость, твоя болезнь: ты слишком привязываешься ко всем, растрачивая себя каждой проведенной минутой даже с тем, кто не проявил должную взаимность. Во всех ты видишь лишь светлые образы, бросаясь в чувства к ним, словно в омут с головой, и пытаешься глубоко-глубоко в душе сохранить каждый взгляд, каждую улыбку, что будет тебе так дорога. Не жалеешь себя, страдаешь, огорченная, разочарованная, своей же доверчивостью, но потом вновь расцветаешь подобно весеннему цветку, не оборачиваясь на губительное прошлое. Каждый раз учишься прощать по-новому, вынуждаешь себя забывать обиды. Злость ты накапливаешь в где-то внутри себя, чтобы потом взорваться гневом на первую попавшуюся душу, а после быстро успокоиться, осознавая собственную глупую поспешность.
Ты ненавидишь ложь, ибо раньше врала постоянно, но мало, все больше о себе, зная, что тебя не одобрят, не захотят возиться, как с маленькой — да ты и не приняла бы такого. Теперь же, спрашивая себя "а зачем лгать?", поняла, что проще сказать всё, как есть на самом деле, прямо в глаза, не придумывая сладкий мёд желанного ушам бреда.
Стараешься быть доброй, рвешься сделать этот мир немного лучше, раздать себя по крупице всем, чтобы запомнили, чтобы не угасла в чужих душах — наверно, поэтому ты так заострила мое стороннее внимание на себе.
С кем бы ты не говорила, со всеми деликатна и вежлива, иногда и вовсе бываешь красноречива: ловкими, отточенными действиями ты без зазрений можешь заговорить зубы кому бы то ни было. Маленькое твое оружие наравне с гладкими, острыми коготками — умение увлечь собеседника в пучину своих интересов, ни сколько не привирая, а лишь смягчая свои идеи, свои слова, свой голос до тех пор, пока слушающий не согласится. 
Бывает, ты становишься молчаливой: я не решаюсь выдернуть тебя на поверхность из твоих размышлений — молчание с тобой не представляется мне чем-то невыносимым, напротив, оно даже приятно. Но мне нравится слушать твой тихий полусонный шепот по ночам, когда на небе разливается ежевичная темнота и загораются тысячи светлячков. Все, что так упрямо вилось вокруг тебя за долгий день исчезает — в это время ты легко посапываешь, накрыв свой нос пушистым хвостом: маленькая и хрупкая. Именно такую я тебя люблю.